Управление – это переработка интеллекта в продукт

В чем сходство управления и режиссуры?

Чему бизнес может поучиться у Фаины Раневской?

Как советская система помогает извлечь прибыль там, где одни убытки?

Вот лишь несколько вопросов, ответы на которые вы найдете ниже.

Андрей, подведу вас к скучному вопросу о биографии окольными путями. «Ренард» переводится с французского как «лис». У вас французские корни?

Да, хотя я родился в Москве, но родом из Франции: мой дальний предок командовал национальной гвардией, потом перешел на сторону Парижской коммуны и был приговорен к казни. Но так как охраняли его свои же солдаты, то ему помогли бежать. Он приехал в Польшу, там женился. А его сын потом поступил в Петербургский университет в Российской империи. В конце XIX века Ренарды переехали в Москву. Рос я как обычный советский мальчик в Москве, потом поступил в университет на кибернетику. Уже там увлекся театром.



Что соединило такие, казалось бы, далекие сферы, как кибернетика и театр?

Тогда практически все занимались самодеятельностью, поэтому и на факультете мы создали театральную студию, я поставил там несколько спектаклей. Это так захватило меня, что я еще во время учебы решил уйти в эту сферу полностью. Но тогда после окончания вуза каждый был обязан два года проработать по распределению, так что мне пришлось устроиться в информцентр ВДНХ СССР. Работая там, я все равно просил перевести меня в театр. До сих пор у меня сохранился курьезный документ: запрос рассматривался на разных уровнях и дошел до Александрова, тогдашнего президента Академии наук. И он все-таки подписал бумагу о перераспределении Андрея Ренарда из информцентра ВДНХ в Театр миниатюр. К тому времени я уже и так работал с этим театром и поставил по стране три спектакля.

Тогда можно было стать постановщиком, не имея соответствующего образования?

Почти нельзя. Это сейчас можно. Но мне повезло: встречались режиссеры, которые видели мои работы, они им нравились, и они рекомендовали меня. В какой-то момент меня поддержал Юрий Петрович Любимов. Олег Николаевич Ефремов лично обзванивал режиссеров из областных театров и нахваливал меня. Он не мог приказать,

но его рекомендации значили многое. Такое впечатление, что все происходило очень просто и легко, а ведь такие резкие переходы из одной сферы в другую в те времена казались просто невероятными… Многие мои друзья были уверены, что я либо блатной, либо иду по линии КГБ… Потому что иначе невозможно было представить! А на самом деле, наверное, мне просто очень хотелось заниматься тем, что нравится. Этого всегда и все хотят. Но не у всех находится смелость, чтобы сжечь мосты и заняться совершенно другим делом. Мне помогали юношеские наивность и наглость, а также вера в свои силы. За это я, кстати, очень благодарен своим родителям: они воспитывали меня в атмосфере свободы выбора и заложили понимание, что все зависит от человека и при желании он всего добьется. Михаил Чехов, великий русский актер, писал когда-то: «Чтобы стать гением, нужны три вещи: великие цели, великие препятствия и великие примеры…».

Мне вспоминаются слова Бродского, что главное — это грандиозность замысла. Да! Грандиозный замысел мобилизует грандиозные ресурсы. Если пытаться достать до солнца, то ты, конечно, не достанешь, но уж точно взлетишь. При этом перемены происходят порой как-то естественно и как будто случайно. Например, я довольно забавно ушел из театра в бизнес. Работал в театре «Эрмитаж» в Москве, и мы с подачи главного режиссера Михаила Левитина решили открыть международное бюро. Тогда актеры могли хорошо заработать только на зарубежных гастролях, когда одними суточными можно было обеспечить себя на полгода вперед. Поэтому организовать спектакли за границей было стратегической задачей, иначе актеры рано или поздно разбегались. И вот я и Юля Попцова (дочь Олега Попцова, возглавлявшего российское телевидение) попытались организовать гастроли, используя наше умение подать и продать искусство.

Выхода было два – либо сделать что-то изначально коммерческое и продать легко и быстро,либо сотворить нечто действительно гениальное и продать не так быстро, но зато с многократной окупаемостью… Коммерческий подход можно было встретить в серьезных академических театрах. Например, когда я пытался устроиться в один из них и сидел в кабинете у главного режиссера, тот меня прямо спросил: «Что ты хочешь ставить?». Я начал было разглагольствовать, а он оборвал: «Это все ерунда! Про Сталина есть что-нибудь?» – «Нет». – «А про бл…й?» – «Нет». – «Тогда не надо, иди гуляй, не приходи больше». Лепить на продажу мне никогда не было интересно. Но мы поняли, что можно получать деньги и за хорошее искусство. И вот однажды звонит Юля и говорит: «В университете в Амстердаме учреждена стипендия королевы для учащихся из Восточной Европы, берут одного-двух человек. Оплатят проезд, проживание, учебу. Надо сделать короткий реферат по специальности «Менеджмент и маркетинг в искусстве». Напиши быстро два реферата, а я переведу на английский, и отошлем». Сделали, выслали, через месяц приходит ответ – меня взяли, а ее нет. Мне, конечно, неудобно было, но Юля меня уговорила, и я поехал. И там нам однажды дали задание – в рамках смоделированной ситуации организовать музыкальный фестиваль в городке N. Придумать грамотный спонсорский пакет, чтобы получить деньги. Мы сделали удивительную вещь: воспользовались тем, что мешало нам всю жизнь, – советской системой. Подходит очередь нашей команды, мы говорим: «Нам нужно поговорить с мэром города». Кто-то из комиссии выходит: «Ну, допустим, я «мэр». – «Мы хотели бы в августе провести у ваств городе фестиваль». – «Замечательная идея…

Денег нет!» – «Нам не нужны деньги. А если у нас будет прибыль, мы даже готовы поделиться с казной». «Мэр» уже ничего не понимает, но ему крайне интересно: «А какая будет программа?» – «Ростропович будет». – «Вы что, потянете его гонорары?!» – «Потянем, нам главное, чтобы вы одобрили». Он одобряет. Мы говорим: «Подождите, не уходите, а только бы нам еще с начальником полиции поговорить». Роль  «полицмейстера» берет на себя другой член комиссии, и мы ему говорим: «Поскольку город маленький, а у нас open air, просим на время фестиваля убрать в центре всю уличную торговлю. Сами понимаете, хаотичное скопление народа и так далее… Торговля будет, но мы сами будем продавать лицензии некоторым компаниям». То есть чисто советский принцип – запретить, а потом торговать разрешениями! «Начальник полиции» подписывает согласие, и тут мы, потирая руки, продолжаем: «Так, где представители «Кока-кола»? Фестиваль в августе, на улице жара, людям захочется пить. Вон сидят ждут представители «Пепси», но у вас еще есть пять минут, чтобы выкупить у нас лицензию. Бюджет фестиваля – 2 миллиона евро…». Потом по такому же принципу заключаем соглашения с турфирмами и так далее. В результате – прибыльный фестиваль с Ростроповичем. Через несколько дней нас вызывает ректор: «Вы умудряетесь извлекать прибыль там, где, казалось бы, одни убытки. Может, вам перейти на другой факультет, ближе к бизнесу?». И я перешел. В 1996 году я вернулся оттуда в Москву консультантом по управлению. И с тех пор занимаюсь этим непрерывно. Но и театр, правда, тоже не бросаю.

Наверное, потому, что у бизнеса и режиссуры много общего?

Да, это очень близкие вещи. И там, и там есть идея, которую надо материализовать в реальных условиях. Конечно, в воображении я могу видеть на сцене Юрского и Джигарханяна, а в действительности имею гораздо более слабых актеров. В бизнесе то же самое – постановка проекта с учетом имеющихся ресурсов и максимальным их использованием. Если умеешь организовать коллектив в театре, никакая команда в бизнесе тебя уже не пугает. Ведь актеры – это часто капризные люди, конкурирующие друг с другом за внимание, улыбку, аплодисменты. Или, к примеру, в 19.00 у вас должен начаться спектакль, а утром звонит один из актеров и говорит, что болен. Что мы делаем в течение дня и как стоим на голове, никто не знает, но вечером все приходят и видят спектакль. Работа менеджера и режиссера очень близка. Я могу дать актеру прямые указания, но задача режиссера иная – попытаться создать ситуацию, чтобы тот сам пришел к нужному решению. Потому что только собственное детище он будет пестовать. Судите сами, с каким энтузиазмом человек реализует собственные идеи, а с каким чужие, спущенные сверху. А не является ли консультант в таком случае подобием театрального суфлера? Лишь иногда – например, на переговорах или рабочих совещаниях. Часто, выступая перед малознакомой аудиторией, человек «плывет», неправильно реагирует на провокационные вопросы. Вот тогда, как суфлер, выручает консультант. А смысл консалтинга для себя я понял однажды в Америке, общаясь с молодым коммерческим директором крупной компьютерной фирмы. Зашла речь о России. Он сказал: «Если мне нужны добросовестные исполнители, то я возьму китайцев. Если те, кто должен придумать что-то интересное, тогда индусов. Они шедевра не произведут, но, как хорошие ремесленники, с завидной регулярностью будут выдавать результат. А вот если мне нужен человек, который сможет принять нестандартное решение в кризисной ситуации, тогда возьму русского». Еще бы, у нас вся жизнь – сплошная нестандартная ситуация. Он продолжает: «Но реализацию рожденной им идеи я русскому не доверю. Он умеет работать в чрезвычайных ситуациях и поэтому будет их постоянно создавать». А потом он произнес фразу, от которой мне стало за державу обидно: «Вы хорошие люди, но Россия всегда была и будет сырьевой страной. То вы пеньку поставляли, потом лес, потом уголь, теперь нефть и газ. А в XXI веке будете поставлять мозги. Но как нефть вы даете миру не переработанную, так и мозги будете. Заметьте, вам никто не продает оборудование для переработки. Даже древесину вы гоните просто как кругляк, а вам потом из него же продают доски по тройной цене. Вы нужны миру как сырье, потому что самим технологии вам освоить лень». С того момента занятие консалтингом обрело для меня более глубокий смысл. Я решил, что буду внедрять технологии переработки в своей сфере. Ведь управление – это переработка интеллекта в продукт.

Американец, по сути, сформулировал модель этакого национального разделения труда. Да, цинично, но очень внятно. В США я познакомился с молодым слоем топ-менеджеров и понял, что на самом деле дают Гарвард или Беркли… Это совершенно иное ощущение уверенности, понимание того, чем ты оперируешь. Есть понятие «американская мечта». Мне кажется, что желание заниматься тем, что тебе нравится, можно назвать как раз «русской мечтой». Действительно, у американцев такой мечты нет. Они готовы полюбить любое дело. Для них это «барщина», к которой они тем не менее относятся очень ответственно.

Они же всю жизнь на кредитах…

Да, это все равно что тебя зажигалкой поджигают все время. И они находят отдушину в нерабочее время в разных хобби. Маркс, попади он в Америку сегодня, был бы безумно счастлив со своим тезисом, что главным богатством при социализме станет свободное время. Я благодарен Америке, там мне многое открылось. Хотя и не люблю эту страну, мне там некомфортно. Угнетает заданность: вышел на определенный уровень – и дальше все по одной прямой.

Разве в СССР было не так?

Не так в социальном плане. В Америке если твои дети учатся не в престижной школе, то и потом, скорее всего, они не выбьются в люди. Предопределенность с детства. А я в университете учился на курс старше дочки Ельцина, мы все общались… У нас люди себя неуютно чувствуют в рамках своего слоя, им все время хочется его расширить.

Социальная общительность?

Да, тусовочность такая. Так что правда: если американская мечта – это получить лотерейный билет, за которым сразу паблисити и деньги, то русская мечта – это заниматься любимым делом. У нас национальные герои спят, потом встают, совершают что-то грандиозное – и снова на печку. Есть предрасположенность к подвигу, героизму. Американский герой — это клерк. Успешный клерк, который выполняет свою функцию и очень гордится этим. Когда-то мы общалисьс одним режиссером из Голландии, сидели у меня дома, пили виски (этого напитка тогда в Москве вообще не было, и он специально привез) и фантазировали. Я ему сказал: «Как бы хотелось в жизни сделать вот то-то и то-то…». А он говорит: «Мне бы для реализации себя хватило бы и пары вещей из десяти перечисленных. Затем тебе так много?». На самом деле я не чувствую себя вправе анализировать русский менталитет, это бездонный вопрос. Могу только приятно удивляться менталитету других наций.



Например, чему?

Например, уважению к личности, к свободе выбора. На Западе общество построено так, что стремится учитывать интересы и индивидуальность каждого. И при этом остается внутренне здоровым. В Канаде или, например, Испании меня поражает любовь к природе. Они ее просто берегут, и для этого им не нужно никакого национального проекта «Экология». Может, это из-за восприятия страны как своего…

А у нас, может быть, обратная ситуация потому, что для нас природа, как сказал американец, всего лишь сырье?

Возможно. Но, насколько я могу судить по историческим источникам, когда-то ведь было иное отношение к своей земле, к Родине. Жалко, что на какое-то время рабы взяли власть, и с них началось потребительское отношение к своей земле.

Грядущий Хам.

Да, причем Хам с позицией временщика во всем. Если сегодня встречаешь чиновника не с такой психологией, это уникум, его надо по телевизору показывать. Вот вам пример: сейчас замечательная актриса Вера Глаголева сняла фильм «Одна война», как раз в апреле он выйдет на экраны. Фильм про женщин, которые во время оккупации родили от немцев детей – кто-то по любви, кого-то изнасиловали. Картина уже сейчас получила 18 призов на разных фестивалях в мире. И фильм не может выйти в Москве! Московское правительство не может напечатать афиши. Говорят: «Это никому не интересно, бюджет не тот…». Ну конечно, разве от этого отпилишь что-нибудь?.. Даже искусство воспринимается как сырье. Самое интересное, что в природе все порой устроено гораздо разумней. У Экзюпери описана пустынная лисичка, которая питается улитками с верблюжьих колючек. Чтобы позавтракать, ей надо съесть 6-8 улиток, а на кусте их 15. Она съедает только одну и дальше наматывает по пустыне еще несколько километров до следующего куста. Потому что если съесть сразу все на одном кустике, то он зачахнет. И это только инстинкт!

Сходство режиссуры и бизнеса мы обсудили, но вы преподаете бизнесменам и актерское мастерство. Это довольно нестандартный курс сравнительно с другими. Что люди ждут от вас? Совпадают ли их ожидания с тем, что они в итоге получают?

Да, я уже второй год провожу тренинги «Мастерство актера для менеджера» и «Мастерство режиссера для менеджера», иногда совмещая их в одну программу. Когда человек приходит на занятие, мы спрашиваем: «Чего вы ждете от тренинга?». Многие ждут, что их научат лицедейству, способности выдавать себя за другого. На самом деле не это главное. Куда важнее умение работать с партнером. У руководителя иногда 80° времени уходит на коммуникацию. Актерское мастерство предполагает, что внимание к партнеру становится технологическим. У актера натренировано внимание к партнеру, он чувствует, когда тот зажат или раскрепощен, и, опираясь на это, выстраивает свою систему поведения. Это главное, и обязаны мы этим Станиславскому. Он, а потом Мейерхольд, Таиров, Вахтангов сделали очень интересную вещь – перешли границу между любительским и профессиональным театром. Когда мы говорим о профессионализме, мы ведь не имеем в виду, что у человека что-то получается хорошо. У дилетанта порой может и лучше получиться. Но интуитивно, наощупь! Профессионал способен выдавать запланированный результат.

То есть можно сказать, что Станиславский систематизировал то, что прежде делалось по наитию.

Да, он создал технологию, позволяющую при наличии хотя бы среднего таланта добиваться хороших результатов. Мне повезло несколько раз общаться с Фаиной Георгиевной Раневской, говорившей: «Талант – это как птичка накакала, по-настоящему талантливых единицы. А нам что делать, грешным? Учиться. То, что все делается по наитию, – полное вранье…».

У меня возникла ассоциация с джазовой импровизацией, когда за видимой раскрепощенностью музыкантов кроется не только сильная интуиция, но и колоссальная подготовка и образование.

Я помню выступление Дейва Брубека, и там были поразительные моменты, когда музыкант чувствовал, в каком направлении двинется партнер, за мгновения до того, как тот непосредственно сыграет новую фразу.

В мае у вас тренинг по актерскому мастерству в Амстердаме. Насколько за рубежом развито это направление в консалтинге?

Практически не развито. Чаще преподается именно умение себя подать, какие-то коммуникационные моменты.

То есть чистая психология.

Да, и аутотренинговые вещи. Вообще там все несколько проще, консультанты вроде юристов, их приглашают и просто спрашивают: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром?..». Он говорит: «Недаром…» – и уходит с миром. У нас же даешь заказчику рекомендации, а он вдруг: «Вот тут я не согласен!», а чаще: «А как это сделать? Мы не сможем…». Дисциплина исполнения рекомендаций сильно страдает, и консультант часто вынужден сам внедрять свои технологии. А это уже не консалтинг, это собственно вмешательство в управление.

Иными словами, руководитель и себя считает немного экспертом. Это нас отсылает к еще одному явлению из театральной сферы — звездной болезни. Она излечима в бизнесе?

Увы, если встретил человека с ней, то уже не вылечить. Ее надо выбивать из себя с первых шагов. Это как корь или коклюш: если не переболел в детстве, то потом закончится очень плохо. Мне повезло работать с людьми, которых я бы назвал великими: Джигарханян, Смоктуновский, Олег Ефремов… У них не было звездной болезни, хотя уж им бы ее простили! Я никогда не чувствовал себя так спокойно и уверенно в работе, как с Джигарханяном. Казалось бы, кто я и кто он? Все равно что муравей подполз к памятнику… Как он был внимателен, как он пытался выполнить все, что я сказал! Талант и зазнайство несовместимы. Как правило, зазнайство наступает после таланта или вместо него. И поэтому, когда смотришь на молодого менеджера, который уже всячески позерствует, с сожалением приходится признать: он вряд ли кем-то станет. Эфрос писал о Раневской: «Знаете, как она волнуется перед репетицией? У нее тетрадка с ролью вся измята, замусолена. Она мучается, переживает, безумно комплексует. Потому что она знает, что будет спектакль, и все придут смотреть Раневскую. Она очень боится разочаровать». А кто не боится разочаровать, тот не очарует.

В одном из последних номеров мы посвятили материал Савве Морозову, которому обязан жизнью МХАТ. Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию с меценатством? Развито пока слабо. Но, думаю, все еще впереди.

Людям, которые заработали деньги, нужно сначала до диатеза объесться клубникой, а потом все-таки возникает желание что-то оставить после себя. Знаете, как Нобелевская

премия возникла? Утренняя газета вышла с некрологом Альфреду Нобелю, который тогда занимался нефтью, гнал ее из России в том числе. А умер на самом деле его брат, пресса перепутала. Но пока тираж не отозвали, уже успело столько грязи вылиться на богача, что тот задумался: «Неужели я оставлю после себя только такие воспоминания?..». И учредил премию. Наступает время, когда и наши бизнесмены понимают: надо оставить какой-то след. Я знаю тех, кто поддерживают театры или художников, творчество которых как-то формировало их в юном возрасте. Этакий возврат долгов происходит. Если бы я был сейчас олигарх, то с удовольствием профинансировал бы Театр на Таганке.

По-моему, продлить жизнь тому, что когда-то было для тебя идеалом и вдохновляло на рост, — одна из высших форм счастья…

Да и вообще отдать долги при жизни – это счастье.

Тут дело, наверное, даже не в долге, а в ощущении возвращения в прошлое, в молодость… Перейдем к музыке. Джаз вам, как я уже понял, близок. А что еще? Ведь вы росли в эпоху, когда к нам только начала проникать западная музыкальная культура.

Да, я помню, как в девятом классе мой сосед по парте опоздал на два урока и принес пластинку, на одной стороне которой было написано: «Леди Мадонна» и «Любовь нельзя купить», слова и музыка Дж. Леннон и П. Маккартни. Исполняет вокально-инструментальный ансамбль». Даже названия не было! Мы за 45 минут эту пластинку

всем классом затерли, изучили, а потом побежали в универмаг купить себе такую же. А за неделю до этого в школе прорабатывался вплоть до угрозы исключения мальчик, принесший только показать обложку «Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Через 15 лет я оказался в Торонто, и там одна знакомая девушка решила меня свозить на Ниагару. В машине она поставила кассету с битлами, и на меня нахлынули такие чувства: я в Торонто, мы едем на водопад, из динамиков битлы… Я ей рассказал: и про школу, и про исключение за принесенную пластинку. Я сижу чуть ли не реву, она тоже ревет. «Что ты ревешь?» – «За компанию!» А потом мы заехали в музыкальный магазин, и она подарила мне двойной альбом Love Songs. Уже в Москве я в студии переписал его с пластинок на кассету и подарил сыну одной актрисы в нашем театре. Ему было тогда 14 лет. Я подумал: «Пусть он в 14 лет получит то, о чем я в этом возрасте только мечтал». Опять же вернул долг в свою юность. Потом пришла любовь к джазу, симфонической музыке. Никогда не любил оперу, к стыду своему… Балет, казалось бы, более условен, но я легко его воспринимаю. В театре приходилось использовать много разной музыки. Мне помогали и композиторы, и звукорежиссеры. Колоссальное впечатление оставило знакомство со Шнитке. Мы ставили в театре «Эрмитаж» спектакль с его произведениями. Это человек настолько не похожий на свою музыку! Какой-то тихий, как будто чуть заторможенный. И вдруг эта музыка! Ее ни в чем нельзя уместить…

Есть что-то общее между музыкой и бизнесом?

Гармония. А если она нарушается, то не из-за неграмотности, а с целью выйти за традиционные рамки и найти что-то новое.

В этом смысле бизнес не близок ли опять же к джазу?

Вы смотрели «Необыкновенный концерт», поставленный в Театре Образцова? Там изображена пародия на концерт: в ансамбле один дверью скрипит в такт, другой еще какие-то звуки издает… С соло на «водобачковом инструменте» – на унитазе, пардон… Сегодняшний бизнес пока больше похож на это. Он в поисках гармонии, до джаза ему еще расти.

«Репетиция оркестра» Феллини, наверное, лучше подходит на роль метафоры.

Кстати, да. Бизнесу еще надо репетировать. Нужно определиться, ради чего ты играешь.

И напоследок: если посмотреть на историю западного бизнеса в XX веке, то можно встретить такие фигуры, как Ричард Брэнсон, Стив Джобс и др., которые были просто фриками и добились успехов во многом благодаря этому.

Да, я бы даже сказал, они были раздолбаями.

В России можно ожидать прихода подобного поколения, которое изобретало бы бизнес вопреки закосневшим правилам и стандартам?

Немного таких встречал, но думаю, их количество будет расти. Потому что мы находимся сейчас в пространстве очень больших возможностей. Не случайно многие иностранцы едут в Россию не за деньгами, а за реализацией. Наша страна сегодня – площадка для роста. К сожалению, не хватает только инфраструктуры для бизнеса, и за это я поставлю тройку с минусом всем нашим последним президентам. Нельзя при ста рублях затрат в проекте тратить сто рублей на взятки. Нельзя, чтобы зачуханная фирма опережала тебя в конкурентной борьбе только потому, что у жены брата директора связи с мэром. Не нужно никаких бизнес-инкубаторов строить, национальных программ – дайте нормальную среду, и бизнес сам вырастет.



Источник: Бизнес-издание Я№1, 2010